По ряду причин, ностальгирую и оплакиваю.

@темы: В ноль

---

- Не, а штука в том, что я тут нашел интервью... я как бы Кирилла Мальцева не очень люблю - мягко так говоря... как и никто вообще, наверное, на всей земле... а уж в 2016 году тем более, чтобы ходить и говорить, что он какой-то там король, блин, русского кино, это надо быть либо Драгунских - либо ебнутым.
- Что в общем-то одно и то же.
- Вот! Но суть-то вот в чем. Я его помню. это беседа с Женей Рыковым на кинотавре, она на видео записана была, еще там что-то... но я ее помню за совсем другой кусок. Его потом цитировали сто раз - на Мальцева какая-то феминистка наехала за него, потом срач стоял, потом долго обсуждали роль женщины в кино, Динару Асанову, жену Спилберга, Джоли - блядь, вообще не знаю, чего. Нравы российской молодежи.
- А что там было?
- Ну вот. Он там говорит: Женя, мол, ты даже представить не можешь, насколько подражателен наш мир. В смысле - московско-киношно-вахрушевский.
- Лично Кириловский, в основном.
- Или нет?
- Заебал...
- Ты меня заебал, дальше слушай. Короче, и дальше - чтобы так, в красках объяснить, он там рассказывает о своем житье бытье. А потом он говорит такую фразу - девчонкам проще, мол, они веками научены, что главная задача - продать бесхозную пизду. А творческому гению Кириллу такой вот ясности недостает.
- Ну классический Кир.
- Ты серьезно не помнишь, что ли?
- Я с отцом дом в тот момент строил. И спасибо ему за это большое.
- Ну, короче, насрать. Я о чем. Вот этот вот последний заход потом обсасывали недели две, а фейсбуке орали, в Афише там было, какая-то режиссера французская - по-моему, не суть, - вошла с ним в полемику, чуть ли только Михалков не высказался.
- Ну Кирилл - козел, что я могу сказать. Время от времени ему об этом как-то сообщают.
- Да насрать вообще на Мальцева, я что сказал, что он отличный, что ли? Речь о том, что там до этих слов.
- Сценарий твоей полнометражки первой там?
- Твоя. Мама.
- О, загрузился, маленький. Леденчик дать тебе?
- Мой пососи. Там целый кусок про - блядь, да про нас всех вообще. Я поставлю сейчас - ты охуеешь просто-напросто, гарантирую это тебе. И вообще никто не среагировал.

@темы: В ноль

---

Когда приезжал в Москву, в марте, купил билет на спектакль Кирилла. Я ставил звук, слышал девять репетиций и один полный прогон в костюмах, но на этот раз пришел в зал, как зритель.
Я смею всё, что можно человеку,
Кто смеет больше, тот не человек.
Жалкий, извиняющийся тон Макбета. Мольба в его глазах. Херово отрегулированная четвертая колонка. Зима, когда я думал, что ты умираешь. Весна, когда оказалось, что это больше не мое дело. Поход в театр, нечего стало делать, когда ты перестал занимать все мое время.
Я смею всё, что можно человеку...
Я помню, как Кирилл слонялся по твоей квартире, повторяя эту фразу, как стоял с пустой кружкой и пялился на чайник, пока тот не остывал, как заходил в мою, в твою комнату, торчал на пороге и уходил снова. Забрал мою ручку. Она нашлась потом в груде твоих вещей, в изножье кровати.
...кто смеет больше, тот не человек.
Он не думал о том, что это значит. Совершенно. Он не думал вообще (большую часть жизни, если между нами). И вот поэтому - в его голове - эта строчка означала вообще все на свете. Зимой, в Киеве. Я поймал себя на том, что повторяю раз за разом строфу из Snow RHCP. К тому моменту, я метров на сто ушел от остановки. Я не повернул назад, когда спохватился. Страшно было оборвать: ноги несли меня вперед, и я бормотал себе под нос, и - почему-то - железнобетонно верил, что все будет в порядке. Что вот эти несколько слов - вообще ни к чему не имеющих отношения - решат все мои проблемы.
Что они вернут тебя.
Deep beneath the cover of another perfect wonder
Where it's so white as snow
Privately divided by a world so undecided
And there's nowhere to go
То, что я забыл наушники в тот день, то, как снег таял у тебя на волосах, пока мы целовались на пустой улице в три часа ночи - давным, давным давно, то, как я открыл глаза, чтобы взглянуть на тебя, и то, как на движение твоих губ ложился ритм ударных перед припевом. Все это никак не было связано, и ни о чем не говорило, и не имело никакого значения - даже для меня. Не рождалось ни вывода, ни решения. И проглатывал каждый день, не жуя, в ожидании неизвестно чего, точно зная, что ждать мне чего, думая о чем угодно, кроме того, как ты вытолкал меня за дверь - и поверил тебе, впервые, достаточно, чтобы не посметь вернуться.

@темы: В ноль

---

- Ну хорошо, а может, я ей просто нравлюсь. Почему ты такой вариант не рассматриваешь, например?
- Потому что ты стремное жирное уебище, ты почему такие вопросы задаешь вообще?
- Ну, знаешь, с жирным мог бы воздержаться, Кирилл, прямо тебе скажу.
- Да ради бога. У меня-то каждый килограмм - золото. А у тебя одно говно. Еще и эпилептик. И нищий скоро будешь.
- Ну и вот именно, между прочим. Вот именно. Не самый выгодный, я полагаю, вариант. Могла найти кого-нибудь получше, знаешь ли.
- Ну дура, значит. Тут-то я чем могу помочь?

- Етить какие красивые пакеты у Виктории Сикрет, да? И как же, блядь, обломно.
- Сразу крема хочется, да, чувак?
- Да! Как будто тортик там лежал. Или пирожные. А там всего-то была тряпка для пизды.

- Давай тебе ботинки новые купим? Пожалуйста?
- А с этими не так чо? Порвались?
- Нет! Они просто одни, и им второй год. То есть без смены за зиму точно порвутся. А ты их любишь.
- Поэтому сразу другие надо купить, которые ненавидеть буду, или в чем дело?
- Ну хорошо бы посменно носить.
- Ой, да в пизду! Ну порвутся, починят же их как-то? Или взять... ну давай, ладно, давай купим. Где купим? Только с уговором, чтоб не такие пидорские, как у тебя, а то я себе в глаза в зеркале смотреть не смогу.
Тогда - он смеялся. Так был ему благодарен, что готов был полезть обниматься.

@темы: В ноль

---

- ...Но, слушай, может, просто после всех этих событий, но он очень тщательно теперь выбирает сценарии. Я как бы вижу его почту, и там к нему приходит, я вижу, что он читает, но он очень много отказывается. Ему даже если нравиться что-то начинает, он показывает мне или мальчику еще одному там - Косте - и спрашивает: ну, вот, как вам? Сейчас Задорнов написал сценарий. И ну естественно - конечно - про тупых американцев. Будут снимать фильм. Там вымышленная страна Анунахия. И вот, значит, Мише предложили там сыграть - вот роль их местного предсказателя, по имени Бабай Красный Перец... ну он очень кричал, я хочу сказать. На весь офис, я слышал. ЧТО ЗА. СРАНАЯ. ХУЙНЯ. ЧТО ЗА. НА ХУЙ. ХУЙНЯ. СКОЛЬКО! МОЖНО! В ХУЙНЕ! СНИМАТЬСЯ!
- Всю жизнь этим вопросом задаюсь.
- Леша - это Кирилл Мальцев. Кир - Леша креативный продюсер у Галустяна в компании.
- Мои соболезнования.
- Спасибо. А вы - в смысле, серьезно - Кирилл Мальцев, надо же.
- Всего на сорок минут опоздал.
- Кончай истерику.
- А я тут хотел поделиться, как я нежданно попал на ВГИКовский фестиваль.
- Мои соболезнования еще раз.
- Да.
- Как тебя угораздило?
- Да с Артеком эта возня бесконечная - я тебе рассказывал? Мы же к пичингу его готовим. Крым! Артек! Патриотизм! Заказали американцу, значит, сценарий.
- Артека?
- Артека.
- А ведь хотели, как лучше, да?
- Да даже не говори. Он высосал какую-то дичайшую муть. Безумную. И там даже иногда наткнуться можно - ну, условно говоря, - на такие вот вещи, что: "Прекрати вести себя, как гадкий американский ребенок! Ты же русский парень!"
- Иван.
- Леша.
- Парень - Иван.
- А. Ну возможно. Ну и отец там тоже у мальчика просто фашист получился. То есть это так не задумывалось вроде бы, но в итоге - полный фашист. Ну, как бы: мальчик там сидит в своем айпаде - ну, знаешь, - отказывается ехать в Артек, не хочет там отдыхать, хочет дома лета проводить, в интернете, и отец на него орет: "НЕТ. ТЫ ПОЕДЕШЬ В АРТЕК. Артек - это место, где собирается соль нации! Твой прадед отдыхал в Артеке! Твой дед! Я отдыхал! И ты отдыхать будешь, сука!".
- Волшебно.
- Ну да, а потом я готовил - я говорю - к пичингу этот сценарий в минкульте, и у сценариста фильмография - она, ну... главным образом состоит из гейского софт-порно. И я смотрю ее. И там - "Братская любовь". "Моя жареная картошка". "Потрогай банан". Ну я решил, не буду я ее переводить. Так отправлю. В первозданном виде.
- Откуда вы выкопали его?
- Ну я Мишу спрашивал, пытался тоже понять - как же это... случилось с нами... и вот он мне в итоге раскрыл, да. "Мне Гор порекомендовал". Ну не Вербински, конечно. Кирокосян. Который снимал "Билет на Вегас". Миша так его и называет. Главный армянин Америки.
- Сука, нарочно, блядь, не придумаешь. Прошу прощения! Финляндии, пятьдесят грамм.
- У нас встреча потом.
- Сто! Так как ты, все-таки, во ВГИК попал?
- По-моему, эта история просто олицетворяет ВГИК. Сама по себе.
- Все олицетворяет ВГИК. Вся наша жизнь.
- Во ВГИК - ну так это он забрал денег. Основательно так. А сценарий снимать нельзя, ну совсем нельзя, ну то есть настолько, что даже в Минкульте не простят. Ну и Миша мне сказал: сходи во ВГИК, найди там какого-нибудь мальчика хорошего. И пусть он ничего не написал еще. Дай ему шанс. Заплатим ему что-нибудь... наверное. Он сценарий перепишет. Мы доброе дело сделаем.
- Я так карьеру начал.
- Каждый так карьеру начал, по-моему.
- Кто на Вахрушева работал, особенно.
- ...Ну и вот поехал я искать доброго мальчика. А попал на фестиваль. Лучше бы не попадал. И как всегда - о боге...
- Арабов курс набрал, или в чем дело?
- Дай-ка я угадаю. Гитлер, Сталин и Пол пот - Отец-сын, Иисус, Тарковский. И про них все фильмы.
- Там теперь девочек еще много, так что дочки-матери есть.
- Зато столовку, блядь, убрали...
- Да. Да! Я тоже пожалел.
- Не скажи: хоть в одной сфере говном кормить перестали. Прогресс.

@темы: В ноль

---

На кухне, в платье, без чулок, без лифчика - Глаша ест макароны, накалывает на вилку шпротину из банки, бежит масло, в уголках глаз не смылась подводка, и она говорит:
- Ну он такой, слушай. Не жесткий.
- Я говорила.
- Зови еще, короче.
Смеется с полным ртом, пьет чай, отодвинув нитку от пакетика. Ты тоже смеешься - внутри от этого "я говорила" приятная твердость, уверенность, проверяешь, прощупываешь - там все в порядке. Сверху льется и льется счастливое облегчение. Не о чем волноваться. Расслабься. Подвоха уже не будет. Все классно.
Пьете до половины пятого. Шикаете друг на друга, когда открываете вторую бутылку шампанского. Два года назад, когда вместе снимали жилье, на ее дне рожденья - пробка выбила лампочку. Тоже смеялись. Смеялись, смеялись, смеялись, - день за днем, часами на кастингах, и в перекурах на съемках, двое суток после новоселья, когда оттирали шкафы от собачьей мочи, спасибо дорогим хозяевам, и сумасшедшим влажным летом, когда на нее в машине напал тогдашний ее ухажер, и под Новый Год, когда от свечек загорелось покрывало, а Рома-Мартини-Асти орал на тебя, как припадошный, и вы вдвоем, голые, тушили кровать - водой от цветов, ковшиком из ванной. Смеялись. Она вызывает такси. Долго ищет свои трусы. Свет из коридора ложится Шуре на лицо, но он не просыпается. Обнимаетесь:
- Не через порог, погоди - ну ты что делаешь-то?
Моешь посуду. Потом моешь игрушки: так, руками, лень искать перчатки, а в голове включается мамин голос - "тоже мне, барыня", - чистая правда, чего только ты этими руками не перетрогала, воротить нос поздновато. Самое трудное теперь - выждать, не до завтра, а еще пару дней, конечно: чем старше становишься, тем это очевиднее, но как же трудно терпеть - до среды, до четверга, чтобы сказать "А Кириллу там как, не нужны актрисы?", "Мне подружка рассказывала - вроде как была у него на пробах или что-то такое. Он что-то снимать будет новое?".
Он поможет.
Сработает.
"Он такой, не жесткий".
Все будет хорошо.
Кажется, вроде - спокойно, голова легкая, но заснешь не скоро. Не раздеваешься. Лезешь в кровать. Он тяжелый, теплый, кожа гладкая - трогать его странно, он обнимает за талию, крепко, прижимается щекой к животу, подтекает слюна на платье, усталый ребенок, ворчит во сне, ты треплешь ему кудряшки, все друг другу никто, сто раз проговорено, но рука движется сама собой.

@темы: В ноль

---

- Не существует такой вещи, как алкоголизм. Да брось. Ну я как алкоголик тебе говорю. Ни у кого нет проблем с алкоголем, это все хуйня. Бухло не в состоянии разрушить твою жизнь, и ничего такого заебись хорошего в нем тоже нет, чтоб отказаться было прям невозможно, я тебя уверяю. Об этом просто говорить как-то не любят, но все, кто об водку схуебился, схуебилсь бы и без водки. Это уж не считая того, что альтернатива - такая себе, мало привлекательная. "Жить трезвым и в сознанке, с самим, на хуй, собой" это не всегда лучше, чем "жить бухим и покороче", и никакая зависимость тут не причем, все упирается в то, что ты просто слишком слабый, тупой, беспомощный или ленивый.
- А ты какой тогда?
- А я все вместе, и еще уебок нерный временами. Я, к примеру, пью не водку, я пью усталость. Она оправдывает более ли менее, почему я не делаю ни хуя - из того, что должен бы.

@темы: В ноль

---

- Если хочешь - молчи.
Говорит Кирилл, прикрыв микрофон, и хочешь ты одного - быть как можно дальше отсюда.

@темы: В ноль

---

Думал поговорить с ним утром, но утром Тим уехал к Грачевой. Само по себе это было неплохо, потому что Грачева, скорее всего, тоже что-то ему сказала. Может, даже сказала Славке, выдала пару люлей домашних. Днем в офисе была толпа. А вечером, когда зашел в кабинет, поймал себя на том, что начисто не знаешь, как бы тебе начать.
Сказал в итоге вот что:
- Ему двадцать три года.
Планшет, которым Славка в него кинул, лежал у Тима на столе. С замененным экраном. Тим читал смету. Когда обернулся, выглядел ужасно беззащитным - всегда так выглядел, если его внезапно отвлекали. И по его глазам ты сразу понял, что он не спал.
Тим пригляделся. Потом толкнул для тебя кресло.
- Все в порядке, Паш.
Когда улыбнулся - захотелось обнять его. Засранец.
Ты не сел.
- Он одумается. Сам придет в итоге, прощенья попросит.
Он взглядом показал на стул. Нет, неа.
- Что ты хочешь, чтобы я сказал?
Большой вопрос. Ты вот сам, ты что хотел сказать?
- Ты если думаешь вдруг, что он тебя не уважает...
- Все в порядке, Паш.
- Нет, блин! Ни фига не в порядке.
Замолчали. Отлично. Дальше:
- Это его право, в общем-то.
- В жопу пусть это право засунет.
- А я думал, ты пришел просить не увольнять его или такое что-то.
- Не увольняй его, пожалуйста.
В этот раз улыбнулся получше.
- Все в порядке, Па-
- В жопу это "в порядке" засунь.
Ты сел. Он кивнул - благодарно. Не с ним, в нормальной жизни: такое калечащее, невыносимое чувство жалости не приходило к тебе даже в кошачьем приюте, где ты волонтерил между проектами, а там был кот, которому хозяйка-сука раздавила лапу. Между прочим.
- Помнишь, как я тебе тогда сказал валить с квартиры?
- Паш...
- В жопу засунь себе свое "в порядке".
Он нервничал. Тебе стало страшно. Потом он запер дверь, махнул - мол, продолжай. Хорошая мысль: что запер. Он слушал, надо было продолжать. На хер ты в это полез, на хер это кому было надо.
Что ты мог ему рассказать - кроме того, что он и так знал? Знал гораздо лучше тебя - и еще меньше тебя хотел помнить? Когда он приехал домой (к вам домой) - с рюкзаком. За беспокойством, за бодрой злостью, за этим мучительным желаньем защитить его - ты был доволен. Ты был доволен, потому что ты был прав - а он, вроде как, признал наконец, что ты был прав, и ты праздновал победу: четыре дня, а потом в дверь позвонили, и не надо было открывать. Ты не открыл бы, на хуй можно послать через дверь, с этим бы ты как-нибудь справился. Но как хотелось победой похвастаться. Как хотелось проверить ее на прочность.
- Разворачивайся и езжай, откуда приехал.
Сердце надрывалось: как после шестой чашки кофе в ночную смену. Впервые в жизни сказал Саше Вахрушеву "ты". Какой дерзкий перец.
- Пашут, да расслабься, не нервничай так. Тимка здесь?
- Не твое дело ни разу.
- Я ему зарплату привез и бумажки он мне должен подписать. Давай, давай - позови его, он не обрадуется ни фига, если прощелкает.
И ты не позвал - но главным образом потому, что не успел. Тим вышел в коридор. И Саша заулыбался, глядя на него. Ты знал - не обо всем, что там у них происходило, но знал достаточно, вполне, - и все-таки ты бы, наверно, своего ребенка дал подержать: человеку с такой улыбкой. Он спросил, уже не тебя:
- Пустишь меня - или так интересно будем общаться?
Он вежливо снял ботинки на коврике, повесил куртку на твой крючок. И Тим посмотрел на тебя, как будто извиняясь. И надо было сделать что-то. Сказать себе: "на хер", плюнуть на то, что выглядеть будешь, как буйно помешанный, и просто схватить его в коридоре, выкинуть его обратно в подъезд. Но люди так не поступают, да? Так же себя не ведут. И ты никогда потом не спрашивал Тимура: кто запер дверь - в тот раз, в его комнату. Больше двух лет прошло, прежде чем ты допер: насколько это было не важно. Пятиэтажка. Картонные стены. Всем всех так здорово и четко слышно.
"Саш, это все"
Потом:
"Я не буду"
И под ту же улыбку, которой доверил бы - и своих детей. Неразумных, милых детей.
"Ну что ты"
"Не надо"
И шум, с той стороны.
"Не здесь"
Паника в его голосе. Ты не смог выбить дверь. Не хватило сил.

@темы: В ноль

---

- Ну а что я должен был сделать? Убить его?
В офисе накурено, на столе - контейнеры с едой, не понятно, какая новая, какая - вчерашняя, и еще с утра кто-то что-то заказывал, надкусанный бургер с фалафелем, окурки в соевом соусе, Тим - контуженный авралом, каждое его движение, самое простое, - немного замедленно, эффект, как в рапиде: он кажется грациозным и значительным, даже когда ставит чашку мимо стола или в третий раз роняет телефон. Ноутбук перед Кириллом, планшет - на коленях у Тима, все делают вид, что по уши заняты, что что-то вообще может быть важнее, но этот блядский разговор вышел из неоткуда, на мягких лапах, без объявления войны, и теперь от него не спрятаться.
- Ты вот чего хотел бы, мне интересно всегда было?
Если тебе интересно - перезадай вопрос, Кирюша. Не надо врать ему, когда в ответ хочешь услышать правду, не надо делать вид, что тебе по хуй, дороговато выходит, уже проверяли.
- Ничего.
Тим кажется взрослым, непривычно взрослым, неузнаваемо. Еще он кажется недобрым. Его щедрая искренность была для Кирилла - как дар, как приманка, как жертва. Его честность поощрения не ищет, и поэтому кажется жестокой.
- Ну то есть как это - ничего? Совсем ничего?
Тим кивает, расслабленно: мол, более ли менее - да, в общих чертах.
- Ни за ноги его там из окна подвесить, ни заяву на него накатать?
- Смеешься что ли?
- Ну не заяву, хорошо. Но за ноги... я мог бы. Ну серьезно.
- Ты и в квартиру к нему вломиться -
- ...мог бы. И смог.
Он закрывает глаза, и Кириллу хочется поцеловать его веки, хочется прижать его голову к своему брюху, Кирилл бы что угодно сделал - чтобы защитить его - но, как и в любой другой момент, их момент, не знает, как. И от чего. И позволят ли ему. И тот ли он - кому позволят.
Тим резко втягивает носом воздух - как будто дернул дорожку. Он говорит, не открывая глаз.
- Как же это было здорово тогда. Как же вот это было... я помню - я не сразу понял, что произошло. И до меня не доходило долго. Потому что я никак не - это не укладывалось тогда в голове. И вот когда до меня дошло все-таки. Это была такая... победа. Как будто Я что-то сделал.
Его голос - ниже, и звучит, как обещание:
- Я никогда не любил тебя сильнее.
А время - прошедшее.
Тим качает головой - и посмеивается, сам над собой, и проверяет вотс-ап, и говорит между делом:
- Тогда казалось, что это значит что-то.
Тут же - как будто упавшую чашку ловит налету:
- Не ты.
Ровнее:
- Не ты. Сашин сломанный замок.
Какая разница, если время - прошедшее.
- Рита прислала новых Аллилуевых.
- Мне по хуй. Если вдруг не очевидно.
Он хмурится: растерянно, беззлобно, и приходится подсказывать:
- "Сашин сломанный замок..."
Но он все равно не догоняет. Потом:
- А. Все! Это конец, я все сказал. И новый Троцкий есть - вот это точно посмотри, пожалуйста.
Ну ладно уж. Уж раз тут новый Троцкий.
- Роскошный Троцкий, надо звать на пробы.
- Он из Екатеринбурга, до конца читай.
- Спасибо, блядь, что не из Биробиджана.
- Давай вставим в презу, а потом он прилетит. Они его не запомнят по фамилии, если что: уверяю тебя.
- Ну да. Он ж не Данила Козловский.
- Мог бы и позвать его, между прочим. На какую-нибудь роль.
- На каждую.
- У тебя там народу больше, чем во всей России, сейчас живет. Тебе жалко?
- Обещал же мне не лезть в кастинг.
- Ты не нервничай только. Спокойно. Я не покушаюсь.
Когда Тим снова прерывает молчание, Кирилл ловит себя на том, что - действительно, действительно, - забыл на секунду, о чем они говорили.
- Ну брось. Ты что, Слава Данилов?
"Все взрослые люди. Ты что, не знаешь, как делаются дела?"

@темы: В ноль

---

Дождь начался в половину десятого. Бесшумно, незаметно, он возник в воздухе и казалось, капли не достигают земли. В одиннадцать Кирилл и Паша решили - "хуй с ним", до обеда он не кончится. Подняли коптер, полетали над лесом, нашли объектив для сверх-крупных планов на вторую камеру, подсняли детали. Потом Паша взял фотик, ушел и вернулся. Дождь не кончался. Трижды подходил Максим с вопросом:
- Ну что, сворачиваемся?
Ты отвечал:
- Давай еще немного подождем.
В итоге Максима услышал Драгунских. Он бежал от режиссерской палатки, задрав джинсовку на голову, футболка была мокрая насквозь и облепила круглое плотное брюхо.
- Ничего, блядь, никто отменять, блядь, не будет, на хуй, смена, Максим, блядь, оплачена, какие ж все умные до хуя!
Он на секунду затормозил рядом с вами, грязь брызнула из-под резиновых сапог. Обшарил вас обоих взглядом - как спьяну шарят по карманам, пытаясь разыскать ключи. Ты, на всякий случай, потянул носом воздух, но ни водкой, ни пивной кислятиной от него не пахло. Драгунскх, как-то убедившись, что донес мысль, запрыгал дальше, к буфету.
Ты показал на него Максиму:
- Ты слышал.
Из буфета понесло матом. Потом выскочил местный парень.
- Я что сделаю, если вода?
- Буфет переедь!
- Кого я?..
- Переедь буфет на другое место, ну по колено говна внутри, пушка сейчас утонет или замкнет ее, вот будет-то, блядь, отлично!
- Кого?..
- На хуй! Как у тебя слюни еще не текут, у долбоеба?
Подходить было не надо, но ты, конечно, подошел.
- Пушка - это обогреватель. Такая штука внутри, которая теплый воздух гонит.
Драгунских что-то хотел ответить - уже тебе, но, как не странно, сдержался. За руку вывел буфетчицу:
- Я прошу прощения: я сейчас чаю налью - и вы объясните, пожалуйста, куда буфет переместить. У каравана я песок видел. Туда можно поставить. И провода пусть он отключит в перчатках, а то их заливает уже.
Ты знал Драгунских пять лет, буфетчица - от силы месяц, и с нею лично он, скорее всего, заговорил впервые, так что не было ничего удивительного в том, что от этого приступа вежливости бедная женщина растерялась. Почти-почти дожив до тридцати, Шура по-прежнему старался следить за языком в присутствии взрослых. Само собой: если эти взрослые не пытались делать кино.
В буфете он, едва ли не оправдываясь, сказал тебе:
- Нет таджиков. Все остались, блядь, в Москве. Плохо это, очень, когда нет таджиков. Эти мрази - оборзевшие, вообще бегать не хотят.
Он заварил чай в трех стаканах. Застыл над ними, по колено в воде. Пошевелил губами. Пошевелил еще раз. Пришлось шагнуть к нему, в воду, чтобы расслышать.
- Кирилл - Мейер - Денис - скрипт - Мейер - Денис - скрипт...
- Кирилл.
Драгунских вздрогнул, но потом, волевым усилием, расслабил плечи. Дождался, пока ты нальешь кипятку в четвертый стакан.
- Кому-то еще заварить?
Губы снова шевельнулись беспомощно. Ты подсказал – не сдержался:
- Ты четверых посчитал.
Он выглядел побежденным. Поискал в себе силы на ответный удар - и, казалось, сам удивился, когда не нашел. Покорно спросил:
- Ты будешь?
- Давай помогу отнести.
К плейбеку подошел Гурам. Шура выматерился и ушел за новым чаем.
- Ребят, а можно мне снять грим? Я бы отдохнул немного, пока есть возможность.
- Категорически нет.
Кирилл выждал паузу, чтобы глянуть, повелся ли он.
- Категорически. Нужно грамотно использовать не-съемочное время, чтобы до конца войти в роль. Ты читал Станиславского вот, скажи мне?
Гурам не раскусывал.
- Я считаю, Гурам вообще должен в образе жить до конца проекта.
Ну же?
- Как Хит Леджер в Темном Рыцаре.
Ну серьезно?
- Ты что скажешь, товарищ продюсер?
- Что Хит Леджер не жил в гриме Джокера. Очевидно.
Не такая уж это была смешная разводка. Не такое уж было смешное лицо у Гурама, когда он просек: даже с усами молодого Сталина. И даже если бы это была лучшая шутка в истории, это не объяснило бы, почему ты с трудом узнал свой голос, почему он звучал, как пять лет назад, и почему ты был первым, кто раскололся.
Сверкнула молния. Дождь усилился. Кирилл подул на чай.
- Рад, что приехал, да?
Когда ты переступил с ноги на ногу, пузыри полезли между шнурками.
- Тааак... а стул еще один можно сюда как-нибудь?
- Ничего не надо, все в порядке...
- Постанцы! Ребят, Ткаченко толкните кто-нибудь, он там сдох, я понять не могу?
- Кир...
Когда стул принесли, он не дал тебе сесть. Вывернул свой дождевик на изнанку, расстелил на сиденье, подоткнув под углы. Драгунских принес пятый чай. Кирилл положил твои ноги к себе на колени, заляпал грязью камуфло. Он развязал тебе шнурки, повесил носки на пушку и растирал босые стопы, чтоб согреть. По-прежнему никто не удивился: включая вас двоих.

@темы: В ноль

---

- Как сделать? Как ты хочешь? Я о тебе думал весь день. Кир. Кирилл?
- Выключи, блядь, выключи, на хуй!
- Прости, прости.
- Господи - сука, третий час ночи!
- Я - ну, не подумал просто, что ты спишь, ты -
- Уже не сплю, блядь. А хотел бы.
- Ты шевелился там. Все такое.
- Я еще и дышу, блядь. Дальше что?
- Ты злишься на что-то?
- Ракимов, я шестнадцать часов отснимал, я по-божески прошу - отъебись, пожалуйста. Мне чего теперь, в кабинет идти спать что ли?
- Не надо.
- Доброй ночи.
- Извини меня.
- Забыли.
- Это из-за бороды?
- ЧТО из-за бороды, блядь? Ох, нахуй, мне сдается, я пожалею об этом вопросе.
- Если совсем - не оно... я сбрею. Жалко, конечно, но -
- Я вообще нить разговора потерял.
- У тебя даже эрекции нет. Вообще нет. Никакой.
- Хуя себе претензия.
- Это не - так, стоп. Стоп. Тихо. Никаких претензий нет.
- Как и эрекции.
- Я что-то делаю не так? Или у нас произошло чего-то? Пожалуйста, поговори со мной. Недолго.
- Да все нормально, чего ты доебался-то ко мне? Ну давай попробуем, хорошо. Давай по-быстрому, раз тебе так приспичило.
- Ты не хочешь сам, да?
- Ой, пиздец. Теперь я захотеть должен?
- Ну - в этом, вроде как, смысл весь?
- У нас смена была с тремя переездами. Я бы и Сашу Грей ебать не стал, если б она щас здесь сидела.
- Ну мы же понимаем оба, что это такая себе - полуправда.
- Ладно, ее и так не стал бы.
- Мы в последний раз с тобой сексом занимались во вторник.
- Ты считаешь, что ли?
- В прошлый.
- Вот просто для протокола - да? - если вдруг тебе интересно. Ты звучишь сейчас, как какой-то математик, блядь, наглухо повернутый на ебле.
- Не бросай меня?
- Ракимов - Тим. Тим, ты говна въебал, что ли, я понять не могу? Какое "бросай", ты о чем вообще? Мы четвертый меяц мутим, как бы. Блядь, мы живем с тобой вместе, каждый день тремся тут.
- Ладно. Ладно. Согласен. Можно заскучать. Скажи, чего бы тебе хотелось - я постараюсь...
- Спать бы мне, блядь, хотелось, мотор завтра с восьми утра.
- Тебе завтрак сделать?
- Да спи уже. Толку нам двоим страдать.
- Кир.
- Я тебя ударю сейчас.
- Если ты придумаешь что-нибудь... Или хочешь, чтобы я еще попробовал?
- Я тебе наверно сейчас великую тайну раскрою, но не все на свете ебутся, как кролики. И впадать не начинают, блядь, в вековую скорбь, если их денек не трахнули. И не предлагают, блядь, их выебать вверх ногами, или бутербродом, или, блядь, каким-нибудь псом дрессированным, лишь бы только шишка встала. Такой ты иногда... тебя самого блевать не тянет, нет? Ну, в смысле - чо, неужели вот все в это должно упираться, больше как будто вообще не существует ничего, только туда-сюда-обратно? Тим? Тебе плохо что ли? Да еб твою мать!..

@темы: В ноль

---

- Ты помнишь совещание в ноябре? Реклама Кока-Колы.
- Пиздец как она меня заебала. На каждом, блядь, канале...
- Ровно? Станцию на сорок втором километре? Ты помнишь, как снимали пожар в Харбине?
- Я еще помню, как срался за это два месяца, и как мы потом все остальное хуячили бегом-бегом, чтобы Саша разрешил нам декорацию поджечь. Которая и так, блядь, была наша.
- Мы были счастливы. И ты был - я видел, что был, я помню каждый день -
- Из тех двух-трех дней, когда ты свою жопку карамельную на площадку притащил, да?
- Мы были счастливы. Каждый в группе чувствовал, что вот это вот - настоящее. Что оно того стоит. И они любили тебя. И они любили друг друга.
- Это ты с вечеринкой путаешь в своем родном гей-клубе.
- Все, к чему ты прикасаешься, превращается в говно. Все, всегда! Ничего хорошего не было, никто тебе ничем не помогал, я тебе ничем не помогал! Я не срался вместе с тобой два месяца, чтобы нам пожар разрешили!
- Ну тут уж я не знаю, почему твой Сашенька уперся. Сосешь ты, наверное, хуже, чем я думал.
- Сашенька - мой - свою квартиру заложил, чтобы у тебя эти два месяца вообще были. А еще два месяца я нас кормил обоих, потому что у Саши зарплаты нет, только процент с прибыли, и ему не на что бензин и доширак купить было. И я это точно знаю - как раз потому, что сосу ему два года! Я - на хер. На хер. Мы стоим на пляже. В Каннах. У тебя смокинг за две штуки баксов.
- Хуй там, он на прокат.
- У тебя вчера была гала-премьера. С красной дорожкой. Во Дворце Фестивалей. В Каннах. И все, что ты помнишь, это косяки и свои обидульки, при том - при том - что ты самый, самый несправедливый, самый жестокий человек, которого я знаю, и никто тебе вот так не выставляет счет! Никто. Ты Пашку сегодня довел я не знаю уже до чего, вот просто - просто -
- Ну, через неделю поговорим! Мы вот ровно из-за этого говна в итоге статуэтку не получим.
- Да плевать, получите или нет!
- Тебе-то, Тимочка, конечно, наплевать. Ты так и так уверен, что нам тут ничего не светит. Блядь - да... далеко ходить. Не надо. Ты что, ты верил что ли, что мы сюда доедем? Ну? Ну и все.
- Нет. Не верил.
- Ну и не хуй пиздеть тогда...
- Никто не верил. Сколько раз Россия в основную программу влезала?
- Девяноста второй - Канневский и Лунгин, девяноста третий - Хван, девяноста четвертый - Михалков. девяноста -
- А с коммерческим кино сколько?
- ...всего четырнадцать картин, за двадцать два года. Плюс - программа Особый Взгляд....
- У нас поезд грабят, полки дерутся. Мы город сожгли. Кто это делал? Сокуров? Звягенцев? Я не ожидал. И Саша - нет, и никто не ждал! Но мы здесь. И это здорово. Это же так - здорово. И я смотрел твое кино. И я... я... - но ты же не поверишь, и не запомнишь, и кто бы тебя ни расхваливал, ты - не слышишь, ни черта, и да, это всего лишь я, вокруг тебя вообще - всего лишь другие люди, и может, ты меня не уважаешь, может, даже есть, за что, но -
- Пойдем со мной домой, пожалуйста. Ну - в квартиру пойдем со мной. Или - ну я не знаю. Куда ты хочешь.

@темы: В ноль

---

В Домодедово его привезла Катя - не Драгунских. Ты это отметил: во-первых, потому что готовился к встрече, даже выпил таблетку фенибута в такси. Во-вторых, потому что в аэропорту к вам подошла малая группа с корреспондентом ТВЦ и еще двое журналистов-печатников. Общения с прессой никто не планировал. После второго "мне очень жаль, но мы спешим" ты отчетливо понял, что тебя не услышат. Кирилл сдавал багаж, окликнул.
- Да давайте тогда уже поговорим с ними, ок. Давайте отвечать.
- По-моему, не стоит.
- Да неужели, Тимочка? И чего же так?
Пашу досматривали, заставили вынуть камеру и открыть кофр с объективами. Нужно было пойти к нему, помочь разобраться, но страшно было оставлять Кирилла.
- Почему не стоит? Ну куда же ты? Солнышко?
- Простите, мы очень хотели бы ответить на вопросы...
- У нас короткое интервью!
- Это сегодня пойдет в эфир, на нашем канале.
Рита курила на улице. Вспомнилось, как Саша орал на нее во дворе перед офисом: монтаж не сдан, а они курят, блядь! Рита молчала, смотрела на него снизу вверх, а казалось, что сверху вниз. Саша сам себя оборвал в середине фразы и ушел внутрь. хлопнул дверью. Оборвал поздно: реплика ушла в народ. "Монтаж не сдан, а он срать пошел, блядь!", "Монтаж не сдан, а он жрет мне здесь, блядь!", "Монтаж не сдан, а у них свадьба, блядь!". Повторяли при каждом удобном случае. Саша делал вид, что его не задевает - и он не запоминает.
Ты постарался, улыбнулся девушке-корреспонденту. Она смотрела мимо.
- К сожалению, мы очень спешим.
- Ваш вылет только в восемь.
Вот тут-то ты и пожалел, что рядом не было Драгунских.
Неожиданно вклинился Кирилл. Шатался, повис на плече. Невнятно что-то мычал, "работал" под пьяного в хлам. Играл хорошо, на секунду - ты даже поверил и удивился: как же так - только что он был в порядке. Кирилл качнулся вперед и выдал рвотный спазм, с отрыжкой. Если бы его вырвало - рвота бы хлынула прямо девушке на туфли. Она отпрянула, лицо стало каким-то жалобным. Она не знала, как себя вести. Справедливости ради, ты не знал тоже. Катя не ввязывалась, была очень тихая. Это был верный признак, что Кирилл цеплялся с утра, искал повод для большого взрыва. Положение спас Паша: возник из неоткуда, как в сказке, подыграл, взял Кирилла под локоть, увел. Через плечо оглядывался: мол, вы нас извините, неловко-то как! В очереди на паспортный контроль Кирилл смеялся. ты - нет. Было более ли менее очевидно: весь спектакль был разыгран для тебя, а не для прессы. Паша тихо убеждал: не бзди, никогда в жизни никто об этом не напишет, вы русские номинанты, в основной программе Каннского фестиваля. Утешало слабо. Напомнил ему про Звягенцева. Актеры опаздывали. Собрались все за полчаса до посадки. Валера грыз ногти, Паша - губу. Ты достал карточку.
- Что-то мне подсказывает, что настало время тимбилдинга за Сашину денежку.
Ты позвал всех завтракать. Кирилл отказался.
- Как бы и вправду-то не наблевать...
В Paul Bakery, ты положил на стол телефон. Было 7:13. Договорился с собой, что в 7:20 встанешь и пойдешь к нему. Живот поджался, будто в ожидании удара. Вырос пульс. Подышал - не помогло. Не смог доесть свою булку: подташнивало.
Кир сидел возле гейта, читал протоколы допроса Колчака. Сразу вскрыло в мозгу, что Катю на прощанье он даже не обнял - так, лениво махнул рукой.
У книжки поля были в пометках, и он рассеянно водил карандашом по странице, пытаясь отыскать место для записи.
- Интересно?
Взгляд у него был совершенно пустой, и пора было к нему привыкнуть, но почему-то не получалось. В этом взгляде была робкая просьба - не тревожить оглушенный разум. Потом Кир прогрузился. Моргнул.
- Я уже читал.
Ответ сбил тебя с толку. Ты не подал виду. Сел рядом, достал Каннский ежедневник. Кир согнул уголок и закрыл книжку.
- Что у нас?
- В одиннадцать прилетаем, к половине первого будем в городе, я заселяю вас с Пашей, Рита - актерский состав. В два обед, потом аккредитация, напиши мне, пожалуйста, список продуктов твой, потому что я узнавал - и вот это вот очень серьезно сейчас, - столики будет не заказать половину времени, там мало того, что гости со всего мира собираются, там туристы со всего мира приезжают, на Бреда Питта посмотреть.
- Беда, беда...
- Ты шути, шути. Ты когда будешь голодный по городу бегать. Вот тогда. Я тебе свою еду не отдам.
- Да конечно отдашь, я ж режиссер, бля.
Зрителей не было. Вытирать об тебя ноги было не перед кем. Фокус был в том, чтобы самому не поверить - даже мельком, даже в рамках предположения, - что вы вроде бы ладите. Что можно расслабиться.
- Нужно устроить что-то для ребят. Вроде вечеринки первого дня, пока совсем не начался забой. Но Маша прилетает только завтра, они в Монако с Сэмом.
- Уж кому-кому, а Маше насрать, уверяю тебя.
- Ты думаешь?
- Ее если поджечь, она не заметит.
Пришло сообщение от Саши: "когда будешь в офисе?" - "сегодня вылет" - "куда?", ниже "?", ниже "блеск!", ниже "не шалите там".
- Я составил предварительное расписание по встречам, его нужно будет поправить на месте, и я его тебе перешлю ближе к вечеру.
- Лучше распечатай и в руки отдай, а то я забуду.
- Ты и так забудешь. Да, вот такой момент. У нас есть переводчик, но он будет с актерами в основном, так что если ты что-то захочешь сказать - пожалуйста, но переводить буду я.
- Тимочка, а чего так скромно-то? Ты скажи, как есть: Кирюш, заткни ебало, торгуй лицом, пиздеть что-то в Европах не дорос еще. Не, я все понимаю, все по уму. Да и ты у нас штанишки намочишь, если я рот открою: Сашеньки-то нет рядом, нам, страшно, маленьким, не понятно же, что можно, что нельзя.
Когда ты подсел к нему, хотел сказать, что ты гордишься - тем, что будешь рядом с ними в эти дни. Гордишься, что твое имя затесалось в финальные титры. И ты всегда готов помочь. И стоит только позвонить - ты все устроишь: насколько это вообще возможно. И ты так рад, что он прошел отбор. И тебе не терпится увидеть фильм. Ты не смотрел его ни разу, ни в одной сборке, но зато ты точно знаешь - за каждым кадром стоит огромная работа. И ничего из того, что ты сделал за эти два года. Ничего из того, что ты сделал вообще, - не сравнится с ней.
Удачно, что ничего этого Кирилл от тебя не услышал.
- Пожелания особые есть у тебя?
- Типа икра черная, баба белая?
- Типа спец.показы, короткометражки, гости?
- А? Не. Я чо туда, работать полетел? Не, я даже вас с Мейером видеть не хочу, не то что гостей каких-то там. Я бы вообще из комнаты не выходил.
- Мы бы тоже. Хотели, чтобы ты не выходил.
- Да кто бы сомнивался, Тимочка. Кто б сомневался.

@темы: В ноль

---

Пара новостей:
- Я вообще все неправильно сделал в Каннах, вот так оно и бывает, когда герой у тебя крутой и получает веточку, а ты - маленький и жалкий, и был только на МИПе.
- В связи с чем из Канн будет не два куска, включая написанный, а значительно больше, вбрасывать их начну сегодня.
- Написанный кусок, с приходом Тима и звонком мастера, замораживается и будет правиться.
Это ж надо было так обосраться-то.

@темы: В ноль

---

Примечание: я никогда не думал, что придется это писать, но ВЗГЛЯДЫ АВТОРА НЕ ЯВЛЯЮТСЯ ВЗГЛЯДАМИ ЕГО ГЕРОЕВ И НАОБОРОТ. Честно говоря, я был уверен, что это было ясно после историй о серийных убийцах, сексуальном насилии и ОГПУ.

Утром позвонил Шурка.
- Ты видел?
Он видел.
- Я тебе как раз набрать хотел.
Это была неправда, но побомбить хотелось, а Шурка был не хуже, чем любой другой. У Шурки тут был даже один очень весомый плюс: если бы он понес что-то, чего Кирилл не хотел слышать, его было легко заткнуть.
Политика. Лучший способ отыскать залежи говна в добрых друзьях и приятных знакомых.
- Кому он вообще мог понадобиться, чувак?
- Вот-вот, я о чем. Ну, то есть, в смысле. Это Немцов. На него всем было насрать, уже когда я в школе учился. На кой им вообще было париться...
- ...чтобы его грохнуть. Ты видел стоп-кадры? С записи на мосту?
- Проехал грузовик и -
- Мусоровоз. Угу.
- А, как по часам.
- Сто метров до храма Христа Спасителя, чувак.
- И пятьсот до Кремля каких-нибудь, я так понимаю.
- Под окошком Владимир Владимировича.
- Вообще не безопасное место. Плохой район, чувак. Еще эта Стрелка рядом! Всякое может случиться. Каждый день там пальба.
- Угу, он просто попал неудачно.
- Да не, пиздец как удачно попал, чувак.
Проглядел новости. В ФБ было три приглашения на интервью. Он что, политик что ли? Щас, на его фамилии верхом поскачет какая-то хуйня, отлично, побежал.
- Слушай, о нем реально вот только из-за этой всей херни говорят в десять раз больше, чем -
- ...чем вообще когда-либо.
- Я думал, он УЖЕ сдох. Давно. Честно-то говоря.
- Ну, вот, видишь, а все не так просто. Может, действительно происходило что-то, чего мы не знаем. Может -
- ...может, все это время у нас Немцов главным революционером был. Только предупредить нас забыл, блядь.
- Ну, знаешь. Был бы я революционером, я бы тоже никого предупреждать не стал.
- А ты так и делаешь. Только мозг мне ебешь регулярно, как старая бабка, что страну разворовали. И думаешь себе, что ты второй Махно.
- Знаешь, я по крайней мере хоть что-то делаю.
- Да я не спорю. Лайки в фейсбуке ставишь. Неблагодарный, рискованный труд, но кто-то должен этим заниматься...
- Рот я твой ебал.
- Раз в полгода даже какой-нибудь сраной петицией спамишь.
- Рот я твой ебал! В очко себе засунь...
- Знаешь, вот забавная хуйня - мне петиции шлешь только ты - и Данилов.
- ..свой сарказм, до хуя взрослый.
- Заебись соседство, да?
- Потрясающий способ нашел меня подъебать. Может, мне еще телок перестать трахать? Раз это Данилов делает?
- Да ты уже перестал.
- Какой же ты уморительный сегодня, Кирилл, какой же ты веселый.
Нажал на смыв. Не успел отвести трубку от уха.
- Ты срешь там что ли, я понять не могу?
- Не ори, осспади...
- Я с ним веду серьезную беседу...
- Заварку я вылил, из чайника.
- О судьбах родины. А он в толкане сидит.
- Самое место. Для таких бесед.
Нет, ему нечего сказать. Да, видел. Да, видел. Да, видел, и ты последний человек на ебаной Земле, с которым я это буду обсуждать. Да, видел. Нет, никакого короткого интервью. Да, видел. Нет -
- На марш пойдешь?
- Там холодно.
- Революционер, блядь.
- Там холодно, чувак! Я простужаюсь, я говорил сто раз.
- Ну конечно, конечно.
- Мне в понедельник смену вести. Ты это за меня сделаешь? Если я сейчас пойду... гражданскую свою позицию выражать?
- Да я это и за себя-то не сделаю...
- ...и потом, он мертв, чувак. Ему все равно как бы.
И всем все равно. И Кириллу все равно, по большому счету. И если завтра вдвое подорожает колбаса (и подешевеет водка, вот было весело, когда опустили цены, бухайте, дорогие граждане, все для вас, не останавливайтесь), отберут загран-паспорта, начнется война, воскреснет товарищ Сталин, зеленые слоны под предводительством Пахома пройдут от Стрелки до Кремля, и выйдет закон, по которому лично Владимир Владимирович каждому половозрелому избирателю разок присунет в жопу, это чувство никуда не уйдет. Чувство надежного, непобедимого похуя. Будет серое небо, холодный пол, урчание в батареях, циферки в фейсбуке (пока есть фейсбук), тревожное недоумение, тонкая паутинка звонков. "ты слышал?", оборонительное презрение, ленивые хохмы, долгая тупка, вонь в холодильнике, дела в понедельник, год за годом без будущего, от горшка до пенсии, усталая злоба, беззлобный мат, он раньше сдохнет, чем кому-то из них удастся пронять его, и так у каждого, и пока он не удивляется - он непобедим, он все давно понял, он все всегда знал, он был готов. Если завтра он исчезнет - без борьбы, любые потуги на нее оскорбительно беспомощны, и он последний, кто станет бороться, себя он не уважает, никем другим он не дорожит, и пусть так и будет, пока так будет, забрать у него нечего, - никто не заметит. И он не заметит. И с равным успехом никого из них могло бы не существовать вовсе.
- Я поеду, наверное.
- Да? Ну... хорошо.
- Спасибо большое, блядь.
- Но ты осторожнее там.
- Да прекрати. Что, будут бить что ли кого-то на траурном марше? Думаешь, будут?
- Думаешь, нет?
- Надену кроссовки.
- Ну вот теперь я переживать буду за тебя!
- Маааам, ну я хочу пойти позырить, мааам?
"Хочу не исчезать".
Не вспомнить, как он выглядел. Не вспомнить даже, что он говорил. С трудом всплывает - новый год, в чужой не обставленной квартире, бенгальский огонь в руках, дорога в темноте, по колено в талой воде, в какой-то совсем другой день, серый ларек со стенками гармошкой, жигули месят грязь, радуга на луже, под фонарем, где-то работает радио, и мужской голос вещает, лениво, с московским выговором: "...но буквально все чувствуют сейчас, это всем очевидно: страной сейчас никто не управляет", Кириллу шесть, намокли варежки, под варежкой чешется ладонь, достала резинка, и ему не очевидно, и он хочет спросить маму - как так? Голос по радио - наверняка не Немцов, "Немцов" - просто имя, в новостях, во взрослых разговорах, и это имя синее с фиолетовым, из-за буквы "Н", она синяя, но самого Немцова вроде бы и нет, представить его себе не удается, он не "очевиден", он не настоящий, и Кириллу уже не шесть, а все двадцать шесть (двадцать восемь, Кирюша), но ощущение не меняется, он мог бы жить на другой планете, мог бы жить за соседней дверью, и все равно не заметил бы - присутствия, ухода, - никого из этих людей.
Непонятно, как будет перекрыто движение, приходится ехать на метро, стучит вагон, на Кропоткинской - толпа, вялая, но упорная, люди покачиваются, шаг вперед делать некуда, из-за постоянного бесцельного движения они похожи на мушиный рой, зависший над мясными обрезками. С трудом, узеньким ручейком, люди просачиваются на эскалатор. Хотя по-прежнему не вспомнить - даже полного имени, ну пускай партии, ну как он позорился, на худой конец? - в груди спазм, и Кирилл нездорово растроган: тем, как много пришлю людей. Тем, что не исчезнуть - без следа.
Вниз, к площади. Оттуда к воротцам. Холодно, и теплей не становится, когда коридор смыкается, и люди плотно подпирают со всех сторон. Тима он видит уже на подходе к мосту. Пока он не удивляется - он непобедим, удивляться нечему, знакомых лиц видел много, покурил с Женькой на площади, потрепался дядей Лешей про новый проект для ТНТ. Бежать некуда, коридор не покинуть до конца маршрута, и только и остается - не удивляться. Раз за разом взгляд находит его макушку, как не старайся. На месте стрельбы, Кирилл от нее честно отвлекается - и изо всех сил пытается представить момент убийства, но поверить в то, что здесь погиб человек, так же трудно, как в то, что он где-то жил, и толпа несет дальше, и приходится переставлять ноги, никак не задержаться, но со всей ясностью наконец приходит мысль - ни для кого, кроме них двоих, ничего у них не было, и их не было, и не было этих лет, оскорбительно беспомощной борьбы непонятно за что, непонятно для кого, не было ни надежды, ни досады, ни нежности, ни разочарования, и никому это все не "очевидно", и они в шаге от несуществования, ни ему, ни Тиму никак не доверить - беречь их, они уже обосрались, дальше некуда, и Кирилл напуган, как будто мост вот-вот рухнет под ним, и кажется, что - если рухнет - он свалится вниз один.

@темы: В ноль

---

- Кирюша, давай я тебе в двух словах объясню, где мы и что мы. Готов?
- Угу. В нетерпении весь.
- Россия - это такая маленькая, на хуй никому не нужная страна, хуже какой-нибудь Руанды. Мы ничего не покупаем, только воруем, мы ничего не производим - только воруем, нас никому не жалко, мы ни в чем не хороши, у нас нет вкуса, нет понтов, которые не стыдно предъявить остальному миру, нет веселой самобытной культуры с барабанами и летающими кинжалами, и когда мне нужно устроить партнерам из Германии русский ужин, я веду их в хохлятскую "Корчму". Мы страна из глубокой жопы третьего мира, без единой привилегии страны третьего мира. Знаешь, когда в Каннах последний раз русский фильм получал веточку?
- В пятьдесят восьмом.
- Давненько, да?
- За "Летят Журавли".
- А у тебя по истории кино была пятерка, я так понимаю?
- Это не последний был раз. Он был единственный.
- Да, правда?
- Угу.
- А если "угу", то поумерь немножко аппетиты. Родной мой. Мы сняли кино, чтобы прокатать его дома. И очень надеюсь, что мы прокатаем, хотя премьеру к новому году ты мне сорвал своими выебонами и весной мы тоже, судя по всему, не выйдем. Ты бы шел телеверсию монтировать и ТЗ по музыке составил, в четверг ты его обещал.
- Ну, это ж все меняет.
- ... а поездочки по фестивалям - это твои маленькие домашние радости. Я, честно говоря, думал, что ты их после студенческих короткометражек как-то накушался.
- Я подал заявку.
- Ты что сделал?
- Я подал заявку.
- На фильм моей компании, да?
- Ой, Саш, серьезно? Я просто - когда ты говорил в последний раз. как бы, - что вроде как партнерство долевое, вроде как круглый стол, вся хуйня. Я не уловил как-то, что ты пиздел, прости, пожалуйста.
- А что круглый стол был при КОРОЛЕ Артуре ты тоже не уловил, да?
- Тебе присягу дать? Или сразу за щеку?
- Ты представляешь, какой это будет удар по имиджу, когда тебе откажут? Ты осознаешь - немного - насколько у нас тесный мир? Кир? Ты себе враг, я не могу понять?
- Я уже подал заявку.
- Ну, будем надеяться, что каким-то образом пройдем на Особый Взгляд. И мне же не надо просить тебя пока помалкивать об этом, правда?

@темы: В ноль

---

На всякий случай: я не сдох, ничего не заморожено, я просто пишу один важный заказец. Выкладки по В ноль вернутся через трое суток ровно. Чтобы уж не совсем чисто поле было, время плейлиста из Камелота.

- Разбудил?
- Лучше только вопрос "спишь", блядь.
- Точно. Слушай, прости, но - в общем, если разбудил, ты все равно не избавишься от меня никак. Я твой сценарий обсчетал.
- Он не мой вообще, я в этой параше только диалоги правил.
- Ну вот о них-то я как раз хотел поговорить.
- Ракимов, я знаю этот тон паскудный. Я блядь проснулся даже. И протрезвел. Чего опять нельзя у вас там?
- Тебе очень нужно мемориальное кладбище?
- Оно мне не нужно, оно там есть.
- Философский ответ.
- Вокруг него сюжет строился - уже в той шняге, которую вы мне сбагрили, как бы. Ты вообще вчитывался в то, что происходит там, или, блядь, как мартышка по пишущей машинке хуячил, только по калькулятору?
- Кто-то, по-моему, не хочет снимать.
- Павел Глоба, на хуй.
- И почему-то думает, что ему это как-то поможет, если он будет мне хамить.
- Чо, маловато уважения белому господину? Не серчай, насяльника.
- Вот что любопытно. Должен вроде как получиться таджик, а все равно получается гопник с пивасиком. Что бы ты ни сказал.
- Кончай мозги ебать.
- "Ебта" забыл добавить.
- Я не знаю, как кладбище убрать. Сука - ну... не, оно все равно нужно там. Да как вы вообще обойтись-то хотите, Вахрушев под патриотическую тему дотации у Фонда Кино брал, нет? Чо, деньги лишние, обратно вернем?
- Нам продавать на Украину придется. С бюджета мы никак не заработаем, он весь в съемку уйдет.
- Такая-то драма.
- Ты тоже не заработаешь.
- Да я сам готов заплатить, лишь бы с этой хуйней не ебаться.
- Завтра на встречу приедешь? Часам к шести?
- Да как же вы настопиздили-то.
- К семи?
- Давай к девяти, чтобы наверняка.
- Текст посмотришь? Ну, на предмет?
- На предмет чтоб снять восемь серий с героем, блядь, ветераном, а потом продать хохлам, которым даже гвоздичку в кадре показать нельзя и форму с Великой Отечественной, а то у них жопа вечным огнем полыхает?
- Вот это тоже интересный момент. Потому что Великой Отечественной... в общем, ее нельзя называть.
- А можно мне тогда 1488 вместо гвоздичек?
- Нельзя.
- Зато хохлы порадуются!
- Они не порадуются. Причем, по-моему, вообще никогда. Заехать за тобой?
- Сказал, как будто водишь, блядь.
- Я сказал, как будто тебе чизбургер из Shake Snack привезу. Но если тебя не устраивает что-то -
- Так, кончай театр драмы и трагедии, позвони только, как выезжать будешь. Милая.
- За "милой" тебе заезжать полагалось бы. Но куда там.

@темы: В ноль

---

Дорогие друзья, пожалуйста, покидайте вопросов по героям В ноль, любых.
Не работала почти неделю над текстом - была занята реалом. Пытаюсь обратно переключиться.

@темы: В ноль

---

Кирилл лежит в длинном прямоугольнике света и, задрав футболку, греет пузо.
Два часа дня, он еще не ложился, ты только встал, его руки раскинуты, щедро приглашают в объятия, кого угодно, в любой момент, так заманчиво, что нет сил на сомнения. Он открывает левый глаз и смотрит на тебя снизу-вверх. Потом он – решительно, до театральности, - хватает тебя за лодыжки. И улыбается. Солнце слепит его, но кажется, что щурится он, глядя на тебя.
- Далече, хлопец?
- Я на кухню шел.
- Посиди со мной.
У него горячие ладони, сильные пальцы. Ты очень медленно опускаешься на корточки, и в суставах щелкает, как у дряхлого старика. Ты встаешь на колени, твоя щиринка – в сантиметре от его макушки, но в этом нет ничего, ни похабного, ни эротичного, и когда ты касаешься его щек, слегка сальных, покрытых двухдневной щетиной, тебе страшно от мысли, что не удастся его удержать. Ты ложишься рядом на нагретый пол и впервые за эти две недели тебе по-настоящему хочется спать, здоровая, теплая, надежная усталость опрокидывается на тебя, заполняет твое тело, и оно снова кажется - твоим. Он лохматит тебе волосы, туда-сюда, вверх вниз скользит рука, ты говоришь:
- У нас шорты одинаковые.
Он вздыхает тяжко:
- Только у меня жопа шире.
Он до сих пор толком не перевез свои вещи. Тут и там лежат контейнеры от доставки. У тебя болят руки, не только запястья под бинтами, деревянные палки - от локтя до запястья. Утешает только то, что не будет - никакого завтра, к которому надо готовиться, в которое придется шагнуть. На пол, к окну, он приносит одеяло и твою подушку. Ты не спрашиваешь, какие у него планы: день за днем, и минута цепляется за минуту, час за час, он по-прежнему здесь, ты даже самому себе не сознаешься, как страшно, что он уйдет. Ноутбук поднимается вверх-вниз у него на животе, и вы смотрите наркоманский угар арт-хауса Айболит 66. Он рос на нем. Ты – нет. Многое становится понятно.
- Нам обоим.
Говорит Кирилл.
Смотрите вы потому, что с утра у него крутится в голове «Прыгай - в огонь - мартышка» - он повторяет это раз за разом, миролюбиво напевает себе под нос, и ты запоминаешь эту фразу, надолго, на любой пригодный случай, хотя до нее вы не досматриваете. Где-то на моменте «Впустите доброго человека – а не то он выломает дверь», ты смеешься, и из глаз у тебя начинает течь, как при аллергии, без всхлипов и судорог, и ты засыпаешь на мокрой подушке, но он, как может, делает вид, что ничего не заметил, и не двигается с места, ни одна и ни две недели проходят во сне, но он спит и бодрствует рядом с тобой, и ты не решаешься поблагодарить его - чтобы он, ни дай бог, не опомнился.

@темы: В ноль